Неудивительно, что даже часовые поддались всеобщему отчаянию. Вместо того чтобы стеречь лагерь они заварили дурманную похлебку из дикой белены и теперь глазами, ослепшими от видений, слепо таращились в пустоту.
Чужак миновал их беспрепятственно.
Опираясь на витой пастуший посох, он обошел наскоро поставленную засеку, прошел мимо патрулей и спящих бойцов. Его целью был одинокий костер, возле которого сидел человек и задумчиво правил оселком лезвие короткого меча.
Чужак подошел к костру и, не дожидаясь приглашения, сел, сложив посох подле себя. Протянул руки к огню. Ночь была зябкой.
- Давно не виделись, Вестник, - сказал человек.
Он вытянул меч к огню, любуясь своей работой. Лицо гостя под капюшоном плаща плыло в жарком мареве над костром, и никак нельзя было понять, из каких он земель и сколько ему лет.
И руки, протянутые к теплу, в зависимости от того, как плясали тени, казались то гладкими руками мальчишки, то изъеденными временем скрюченными стариковскими дланями.
- Я пришел сказать тебе, что завтра ты умрешь, - молвил гость.
Человек взмахнул мечом, послушал, как тот режет воздух и, недовольно сморщившись, снова взялся за оселок.
- Это добрая весть, - сказал он. – Только надолго ли?
Когда руки чужака поворачивались над огнем ладонями вверх, было видно, что на них нет линий.
- Нам не дано знать наши судьбы, - ответил чужак.
Человек усмехнулся уголком рта.
- Я не один из вас, Вестник, - напомнил он. – Я был заблудшей овцой из вашего стада и за это лишен счастливого глотка забвения и места на гребной скамье Перевозчика.
- Теперь ты бич, который щелкает, когда стадо забывает наши имена, - жестко сказал Вестник. – Это делает тебя ближе к нам, чем к ним.
Человек покачал головой.
- Имена, которые вы меняете так легко и охотно. Как и овец в вашей отаре. Для них у вас нет имен. Я помню, как звали каждого из трехсот, умерших со мной в один день. Они взывали к вам перед смертью, а Фермопильские скалы возвращали им лишь эхо. Кто вспомнит их теперь?
- Люди помнят тебя, - ответил Вестник. – В тот день ты вернул им веру в Воина и Защитницу. Мы отблагодарили тебя длительным отдыхом, а люди сложили о тебе легенды.
Человек прижал оселок к лезвию с такой силой, что полетели искры.
- Что будет с моими людьми завтра? – спросил он.
- Часть погибнет с тобой, так решено. Остальных распнут на крестах вдоль дорог. Почему тебя интересует их судьба?
- Потому что ваша мне уже известна, Вестник.
Чужак рассмеялся тихим неприятным смехом.
- Так излей же мне свою мудрость, - попросил он, отсмеявшись.
- Я размышлял, - начал человек. – И я понял вашу игру, ваш обман. Вы заставили людей верить в вас вместо себя. Вы пьете их веру, как вино, едите, как хлеб. Но однажды, Вестник, однажды настанет день, когда вам перестанут давать новые имена. Поток веры в вас иссякнет, и люди наконец-то поймут, что даже распятые на крестах, втоптанные в кровь и грязь они чище и выше вас. Они поверят в себя, в человека, а вас забудут надежней, чем хлебнув из чаши забвения.
Лицо Вестника исказилось, игра теней и света превратила его в страшную нечеловеческую маску.
- Это случится не завтра, - прошипел он.
- Не завтра, - согласился его собеседник. – И мне придется возвращаться еще не раз. Но однажды, вернувшись, я вас не застану. Тогда я смогу умереть, как жил всегда – человеком.
Вестник поднялся одним текучим движением, будто сам он был создан из зыбких предрассветных теней. Человек встал вместе с ним и его загорелое, иссеченное шрамами тело сделало фигуру чужака еще бесплотней.
- До скорого свидания, - проскрипел Вестник. – Порадуй нас завтра как следует.
Человек отсалютовал ему мечом. Подарок друга-гладиатора Крикса, короткий галльский клинок был украшен символом рыбы. На галльском «мирмилл», на эллинском «ихтис».
- Обреченный на смерть приветствует тебя, - сказал человек. – И просит донести до всех вас благую весть.
Луч восходящего солнца скользнул по лезвию меча и, отразившись в пустых глазах Вестника, заставил его закрыться лишенной линий ладонью.
- Благую весть, - повторил человек. – Радоваться вам осталось недолго.