Леонид Алехин

Ночь была тихой. У костров спали люди, измученные отступлением, давно превратившимся в бегство. Обессиленные кони уже не ржали, сетуя на отсутствие овса, лишь тихонько всхрапывали, словно жалуясь своим, конским богам. Поверженными титанами громоздились у горизонта Петелийские горы, манили своим тропами, такими близкими, такими укромными. Такими недостижимыми.

Неудивительно, что даже часовые поддались всеобщему отчаянию. Вместо того чтобы стеречь лагерь они заварили дурманную похлебку из дикой белены и теперь глазами, ослепшими от видений, слепо таращились в пустоту.

Чужак миновал их беспрепятственно.

Опираясь на витой пастуший посох, он обошел наскоро поставленную засеку, прошел мимо патрулей и спящих бойцов. Его целью был одинокий костер, возле которого сидел человек и задумчиво правил оселком лезвие короткого меча.

Чужак подошел к костру и, не дожидаясь приглашения, сел, сложив посох подле себя. Протянул руки к огню. Ночь была зябкой.

- Давно не виделись, Вестник, - сказал человек.

Он вытянул меч к огню, любуясь своей работой. Лицо гостя под капюшоном плаща плыло в жарком мареве над костром, и никак нельзя было понять, из каких он земель и сколько ему лет.

И руки, протянутые к теплу, в зависимости от того, как плясали тени, казались то гладкими руками мальчишки, то изъеденными временем скрюченными стариковскими дланями.

- Я пришел сказать тебе, что завтра ты умрешь, - молвил гость.

Человек взмахнул мечом, послушал, как тот режет воздух и, недовольно сморщившись, снова взялся за оселок.

- Это добрая весть, - сказал он. – Только надолго ли?

Когда руки чужака поворачивались над огнем ладонями вверх, было видно, что на них нет линий.

- Нам не дано знать наши судьбы, - ответил чужак.

Человек усмехнулся уголком рта.

- Я не один из вас, Вестник, - напомнил он. – Я был заблудшей овцой из вашего стада и за это лишен счастливого глотка забвения и места на гребной скамье Перевозчика.

- Теперь ты бич, который щелкает, когда стадо забывает наши имена, - жестко сказал Вестник. – Это делает тебя ближе к нам, чем к ним.

Человек покачал головой.

- Имена, которые вы меняете так легко и охотно. Как и овец в вашей отаре. Для них у вас нет имен. Я помню, как звали каждого из трехсот, умерших со мной в один день. Они взывали к вам перед смертью, а Фермопильские скалы возвращали им лишь эхо. Кто вспомнит их теперь?

- Люди помнят тебя, - ответил Вестник. – В тот день ты вернул им веру в Воина и Защитницу. Мы отблагодарили тебя длительным отдыхом, а люди сложили о тебе легенды.

Человек прижал оселок к лезвию с такой силой, что полетели искры.

- Что будет с моими людьми завтра? – спросил он.

- Часть погибнет с тобой, так решено. Остальных распнут на крестах вдоль дорог. Почему тебя интересует их судьба?

- Потому что ваша мне уже известна, Вестник.

Чужак рассмеялся тихим неприятным смехом.

- Так излей же мне свою мудрость, - попросил он, отсмеявшись.

- Я размышлял, - начал человек. – И я понял вашу игру, ваш обман. Вы заставили людей верить в вас вместо себя. Вы пьете их веру, как вино, едите, как хлеб. Но однажды, Вестник, однажды настанет день, когда вам перестанут давать новые имена. Поток веры в вас иссякнет, и люди наконец-то поймут, что даже распятые на крестах, втоптанные в кровь и грязь они чище и выше вас. Они поверят в себя, в человека, а вас забудут надежней, чем хлебнув из чаши забвения.

Лицо Вестника исказилось, игра теней и света превратила его в страшную нечеловеческую маску.

- Это случится не завтра, - прошипел он.

- Не завтра, - согласился его собеседник. – И мне придется возвращаться еще не раз. Но однажды, вернувшись, я вас не застану. Тогда я смогу умереть, как жил всегда – человеком.

Вестник поднялся одним текучим движением, будто сам он был создан из зыбких предрассветных теней. Человек встал вместе с ним и его загорелое, иссеченное шрамами тело сделало фигуру чужака еще бесплотней.

- До скорого свидания, - проскрипел Вестник. – Порадуй нас завтра как следует.

Человек отсалютовал ему мечом. Подарок друга-гладиатора Крикса, короткий галльский клинок был украшен символом рыбы. На галльском «мирмилл», на эллинском «ихтис».

- Обреченный на смерть приветствует тебя, - сказал человек. – И просит донести до всех вас благую весть.

Луч восходящего солнца скользнул по лезвию меча и, отразившись в пустых глазах Вестника, заставил его закрыться лишенной линий ладонью.

- Благую весть, - повторил человек. – Радоваться вам осталось недолго.

Приятная музыка разбудила Чена в час пополудни. Это был не сигнал будильника. Как и большинство жителей трехмиллиардной Республики Чен не работал и мог вставать тогда, когда хотел. Это напоминал о себе встроенный в височную кость Чена виджет «Счастливого фермера». Пришло время сбора урожая.

Зевнув, Чен движением ладони развернул над кроватью трехметровую плоскость экрана. Меньшая бы просто не смогла вместить весь североамериканский надел Чена.

Перед гражданином Республики предстали аккуратные косые прямоугольники грядок, крашеные в веселые цвета собачьи конуры и счастливые работники в белых рубашках. Они улыбались и махали руками. «Доброе утро, господин», - говорили их нарисованные рты.

Чен улыбнулся и благосклонно кивнул. Он по-своему любил этих маленьких пиксельных человечков, день и ночь трудившихся ему на потеху. Смеха ради он пытался выучить их нелепые варварские имена, покупал им симпатичные домики на распродаже и даже избегал закармливать их до потери сознания энергетиками. Его ближайший сосед, Вонг, был к человечкам не так благосклонен, поэтому ему и удалось обогнать Чена на целых десять позиций во всеобщем рейтинге.

Ну, что же, сегодня Чен нанесет грядкам Вонга визит. И, возможно, раздобудет десяток-другой редких семян. Но это позже, а пока для человечков пришло время сбора риса.

На экране появилось призрачное отражение руки Чена, которая размашистым движением отметила делянки с созревшим рисом. Часть человечков торопливо бросилась выполнять указание. Некоторые, особенно новички, еще колебались. Чен вздохнул. Он очень не любил понукать своих маленьких подданных. Но если они не будут стараться, то его надел ждет участь фермы другого соседа – Ши.

Ши в последнее время увлекся новой версией «Совершенного мира», игры на взгляд Чена слишком сложной. Пару раз он подключался к ней, рубил волшебным поющим мечом рогатых духов зла, но эти забавы быстро утомляли Чена. Пусть «Счастливый фермер» не может похвастаться такой графикой, ведь любимой игре Чена сто десять лет, на десять больше чем самому Чену. Зато в ней есть что-то настоящее, заставляющее вспомнить гражданина Республики о своих корнях.

А эти волшебные мечи – что в них? Пустая забава и опустевшие грядки, на которых копошатся, умирая от голода, опустившиеся человечки Ши. Иногда из жалости Чен ронял им немножко рисовых колобков или ростков бамбука, но с каждым днем их становилось все меньше.

- Вы же не хотите, чтобы с вами случилась та же беда, а, малыши? – отчески спросил Чен.

Его прозрачная рука дала легкую оплеуху одному из человечков, отчего он покатился кубарем. Остальные беззвучно завопили и забегали кругами. Некоторые похватали корзинки и принялась лихорадочно собирать рис. Но группа самых упрямых, проявляя настоящее неуважение, расселась кружком на земле. Они делали вид, что никакого Чена не существует.

- Сплошное наказание с вами, - вздохнул Чен. – Ну, раз вы не понимаете по-хорошему.

За девяносто с лишним лет игры Чен приобрел определенные навыки, которые и вывели его на самую вершину общереспубликанского Рейтинга. Его первый надел располагался не в уютной Америке, а на холодных виртуальных просторах Сибири.

Тамошние человечки были куда упрямей нынешних. Но и с ними Чен научился справляться. Жаль, что один из сибирских умельцев как-то научился отключать республиканские управляющие контуры. И прежде чем ситуация вышла из-под контроля на Сибирь и прилегающие территории были сброшены усмиряющие бомбы. В образовавшихся пустошах уцелевшими играют теперь редкие поклонники «Фоллаута».

Сначала надо выявить лидера. Вот тот человечек в красной бейсболке, который больше всех размахивает руками. Чен аккуратно зацепил его пальцами за воротник и поставил в центр круга. Небольшая демонстрация.

Человечек задрал голову и принялся грозить кулаком в небо. Из его маленького рта вылетали гневные иероглифы, обещавшие, что человечек будет жаловаться, даже подаст на Чена в суд.

- Забавный, - улыбнулся Чен. – Я бы с тобой подольше поиграл. Но у меня же весь рис сгниет.

Виртуальные пальцы Чена ласково, но неумолимо сжали голову человечка. Спустя мгновение она лопнула, разбрызгивая по сторонам ярко-алые и желтые пиксели. Началась паника, бунтовавшие человечки бросились врассыпную, некоторые попадали на землю, закрывая головы руками.

Чен переловил их всех в охапку и подтащил к грядкам. Большинство человечков поняли намек и работа закипела с утроенной силой.

- Вот, - улыбнулся Чен. – И никаких энергетиков не надо, молодцы. Всегда бы так. А то ведь не будете работать, пройдете морф-камеры и в «Совершенный мир», рогатыми демонами. Будете тогда мои грядки вспоминать.

У него мелькнула мысль устраивать показательные казни каждое утро, чтобы поднимать боевой дух уцелевших. Но потом он решил, что такие развлечения слишком в духе соседа Вонга, старинного любителя варварской игры «Травиан» с ее децимациями и гекатомбами.

- Кстати, - сказал Чен. – Не пора ли нам навестить нашего друга? Ну-ка, кто из вас желает перебраться через забор? Только осторожней, не разбудите собак. Собачки у Вонга злющие.

Намерения Чена были прерваны появлением подноса с завтраком. Натуральные рисовые колобки в меде, прекрасное начало прекрасного дня. Потом чашечка зеленого чая, может быть под настроение сеанс виртуального петтинга с несовершеннолетними школьницами. В рамках программы сексуального развития молодежи, одобренной Министерством Гармонии.

- Берегись, Вонг, - прочавкал колобком Чен, - я иду!

Интересно, он никогда не задумывался, откуда берутся прекрасные натуральные продукты, которыми он, как и все жители Республики, привык завтракать, обедать и ужинать. Впрочем, эта мысль ненадолго увлекла Чена. Несовершеннолетние школьницы улыбались и махали ему с экрана. Чен улыбнулся в ответ и распахнул свои прозрачные объятия так широко, как будто хотел обнять весь мир.

Чен был счастлив.

Рейс 1256, Берлин Нью-Йорк, высота полторы тысячи метров, шесть часов сорок семь минут спустя.

Хайке никогда не забудет момент, когда прямо перед ней открылась дверь туалетной кабинки. Той самой, запертой сразу, как обнаружилась пропажа пассажира с двенадцатого ряда.

Стюардесса сделала два шага назад, села на пустое сиденье. Ноги не держали. Первая пришедшая ей в голову мысль была до смешного нелепой: «Меня и Михеля уволят». В Нью-Йорке, в аэропорту их ждала спасательная служба, полиция, поисковая бригада с собаками.

Пассажир, исчезнувший над Атлантикой и вернувшийся на рейс перед посадкой, вежливо улыбнулся Хайке и, постукивая тростью, направился на свое место. Его провожал множественный изумленный шепоток. Заглянув в туалетную кабинку, Хайке обнаружила опущенную крышку унитаза, чистый умывальник и целое зеркало.

Она еще не знает, что у трапа самолета ее и других пассажиров рейса 1256 вместе с бригадой К-9, полицией, антитеррористической группой и спасателями из службы 911 будет встречать странный маленький человек. Он будет одет в клетчатое пальто и высокий черный цилиндр. За лентой цилиндра у него будет багряно-золотой кленовый лист, таким же цветом, цветом нездешней осени заблестят его глаза.

Под их взглядом пассажиры рейса 1256 один за другим забудут загадочного Олафа Брюге. Удивленно переглянутся Хайке и Михель, увидев какую встречу им приготовил аэропорт. Да и сами спасатели и полицейские начнут хвататься за рации, запрашивая руководство – какого их заставили топтаться перед берлинским рейсом?

Никто не заметит вышедшего последним Олафа. А человечка в клетчатом пальто никто и не видел с самого начала. Только лениво помахивающие хвостами собаки поглядывали в его сторону и тогда он, хитро улыбаясь острыми зубами, прикладывал к губам палец.

Они встали друг напротив друг друга. Олаф поклонился, прикладывая кулак к груди. Человечек прикоснулся к ободу цилиндра.

- Я слышал сегодня в нашем доме праздник, - сказал человечек на древнем наречии, звучавшем в долинах Шотландии задолго до первых людей.

Олаф молча откинул волосы с левого уха. Человечек глазами пересчитал серебряные гвоздики. Его сморщенное, как печеное яблоко, лицо расплылось в улыбке.

- Добрые вести для народа холмов, - сказал он. – Воистину добрые вести. Поспешим же, мой друг, чтобы успеть на пир. Феи станцуют для нас и пикси угостят нас старым добрым медом. А потом…

- А потом я вновь смогу уснуть, - сказал Олаф. – До тех пор, пока ты вновь меня не призовешь меня. И когда-нибудь, Король Осени, мой долг будет выплачен.

- Но это будет потом, - подхватил маленький человечек. – А пока идем, прогуляемся по радужному мосту. Нас ждут дома.

И они пошли бок о бок, прямо по взлетной полосе. Холодный ветер закружил невесть откуда взявшиеся желтые листья ведьминым хороводом. Те немногие, кто случайно смотрели им вслед, видели лишь, как в безоблачном небе выгибается невесть откуда взявшаяся радуга. И спрашивали удивленно друг у друга: «А вы, скажите, вы тоже ее видите?».

Для них радуга всего лишь атмосферное явление, а не мост между миром людей и эльфов и не крыша сокровищницы Оберона, повелителя фей, пикси и лепреконов. Люди счастливы в своем неведении.

(конец, первая часть здесь, вторая часть здесь, третья часть здесь, четвертая часть здесь)

Тема огромных разрушительных конструктов, будь то приводимые человеком в движение силовые доспехи или древние гиганты Реликты, меня не отпускает. Мне довелось написать мини-новеллу для проекта Аструма "Джаггернаут". По прочтению рекомендую и остальные тексты на сайте, я к ним не имею отношения, но они написаны очень талантливо и прекрасно передают атмосферу мира.

Сайт игры:
http://www.jugger.ru/

Спасибо главному создателю игр Аструма Саше Ващенко, моему хорошему другу, за вдохновение для рассказа.
Спасибо Мише Вербицкому за крохотную цитату из его неистового блога )
Автор превосходной картинки - Лео Хао
Автор первоначальной концепции джаггернаута - Роман Папсуев

( Collapse )

Мягко. Не забывать о мягкости.

Еще надо помнить, что есть люди, которые могут сломать тебя. Одним пальцем. Одним взглядом. Даже если ты не калека, а полон здоровья, молодости и уверенности в себе. Здесь дело даже не в силе, а в чем-то особенном, в том, что самураи называли «внутренней наполненностью». В умении не оборачиваться, не думать о последствиях.

Сразу было понятно, что Алиев именно из таких. У него было телосложение борца, потихоньку оплывающего под грузом лет и жира. Я не мог смотреть ему в глаза, прозрачные, в обрамлении светлых ресниц и совершенно беспощадные. Поэтому я смотрел на его руки с короткими толстыми пальцами без единой наколки. Он никогда не был в тюрьме и презирал своих коллег «старой школы». Журналиста, назвавшего его в одной из заметок бандитом, избили в подъезде так, что пришлось наложить девятнадцать швов на череп. Алиев очень ценил свою репутацию.

Пока меня обыскивали двое его охранников, он своими звериными глазами искал хотя бы малейший источник опасности. Опасности не было, и он перевел взгляд на лежащее перед ним меню. Меня усадили напротив него, охранники сели с моей стороны стола, сдавили с боков. Настоящие профессионалы, они тоже могли поломать, не вставая со стульев с резными спинками в виде китайских драконов. Мое тело в тех местах, где прошлись их железные пальцы, все еще ныло.

И мне было очень страшно. Очень.

Мягкость.

- Ты на машине приехал? - спросил Алиев, не здороваясь.

Перед ним лежало меню и два одинаковых телефона «Верту». Я перевел взгляд с его рук на циферблаты телефонов.

- Да, оставил на инвалидной парковке. Пришлось пройтись до ресторана.

- Тяжело? - в его голосе прозвучало что-то похожее на жалость. Или презрение. Такие как он не выносят слабости. - Где руку потерял?

Я коснулся ладонью левой руки протеза, лежащего на столе. Охранники фиксировали каждое мое движение.

- И ногу. Чечня. Был сапером. Ошибся один раз.

- Понятно. Обедать будешь? Я тебе заказал.

Он посмотрел на усыпанный бриллиантами браслет часов, хотя я со своего места мог разглядеть время на его телефонах.

- Мне просто поесть надо, врач сказал не позже часа обедать. Здоровье такая штука, - он хмыкнул. - Сейчас принесут и поговорим. Водички выпей пока. Дамир, налей.

Охранник, сидевший слева, налил мне воды «Восс» в стакан. Я послушно сделал несколько глотков, смочил пересохшую глотку.

Официантка вошла в VIP-кабинет, бесшумно расставила приборы.

Я неловко улыбнулся.

- Не умею есть палочками. Можно вилку попросить?

- Обойдешься, - коротко сказал Дамир. - Руками ешь.

- Не груби человеку, - в голосе Алиева слышалось удовольствие. Так, с гордостью за своего зверя, отзывают хозяева собаку, потрепавшую прохожего. - Не видишь, он трясется весь, - и мне. - Ты не обижайся на них. Ребята знают просто, что вилкой можно сделать, если уметь. Ешь руками, не стесняйся. Все свои.

Охранники хохотнули. Я, наклонив голову, взял левой рукой ванн тон с креветочной начинкой.

- Макай его в эту красную херню, так вкуснее. И давай уже, рассказывай, не тяни.

Алиев тоже принялся за еду. Палочками он орудовал, как завсегдатай азиатских ресторанов, неумело, но ловко.

- Вас хотят убить, - просто сказал я. - Ваши бывшие партнеры по «Далет Недвижимость».

Мягкость. Плавно, осторожно, чтобы не сорвалось.

- Тоже мне новость, - проговорил Алиев с набитым ртом. - Они меня еще полгода назад заказали. Только желающих не находится. Это все, что у тебя есть? Дамир тебя проводит.

Дамир взял меня под левый локоть, дернул вверх. Я чуть привстал и первый раз посмотрел Алиеву в глаза. Под ложечкой у меня мучительно засосало.

- Желающие нашлись, - сказал я. - И я знаю, кто это.

- Дамир, - охранник оставил мой локоть в покое. - Ну-ка, ну-ка.

- Помните в прошлом году убили Караваева? Это тот же человек.

Алиев прищурился, его зрачки сузились. Я не выдержал и отвел взгляд.

- Караваева валили приезжие, профессионалы. Говорят, что спецы из Моссада. Так?

- Не совсем.

Один из телефонов Алиева начинает звонить. Взглядом он приказывает второму охраннику ответить.

- Слушаю, - говорит тот.

Второй телефон тоже разражается звоном. Дамир делает движение взять трубку, но Алиев раздраженно машет головой, хватает телефон сам.

- Да! - рявкает он. - Занят! Что там, только быстро.

Я смотрю на часы на руке Алиева. Тринадцать часов тринадцать минут.

Оба телефона взрываются истошным, за гранью слышимости визгом. Охранник роняет трубку, хватается руками за голову. Между его пальцев сочится кровь. Аллиев, видимо потеряв сознание, кренится вперед, телефон со стуком падает на стол.

Мягкость. Если дергать курок слишком резко, может произойти осечка. А на вторую попытку не будет времени.

Обрез, вынутый из полости внутри моего ножного протеза, выплевывает триста грамм крупной дроби прямо в живот банкира. Секунду спустя моя левая рука втыкает палочку для еды в глаз привставшего Дамира.

Мне не соврали, у VIP-кабинетов в этом ресторане действительно отличная звукоизоляция. Никто не рвется снаружи выяснять, что здесь за шум и стрельба.

Я встаю из-за стола, отстегиваю фальшивый протез правой руки. Смаху бью им по голове уцелевшего охранника, который пытается навести на меня пистолет. Правой рукой, она провела последний час примотанной к телу и кажется немного чужой, поднимаю пистолет с пола. Стреляю в голову сначала второму охраннику, потом Дамиру. Огибаю стол и стою над Алиевым.

Он уже не узнает меня, с хрипом выталкивая изо рта кровавые пузыри. Мой страх перед ним улетучивается. Так бывает всегда.

Не ради денег, ради этого момента, когда ты стоишь вот так, смотришь сверху на человека, который мог разломать, растоптать тебя и даже не заметить - ради этого я берусь за самые сложные заказы.

Я спускаю курок мягко, как положено. Потом достаю телефон и делаю три фотографии - охранников и хозяина. Отсылаю их на ящик электронной почты.
Меньше чем через минуту приходит SMS о пополнении моего лицевого счета в люксембургском банке. Я даже не смотрю на цифры.

Следует помнить, что в моем деле деньги не главное.

Ты первым узнаешь тайну о Хозяевах Черного Льда и Людях Сердечных Камней.
Новый роман "Сердце Черного Льда" уже на прилавках.

У ангелов нет лиц. Нет имен. Нет детородных органов.

Нет жалости, страсти и милосердия.

В нашем понимании у них нет души, потому что нет костных, мясных тел, которые наполняет легкостью душа.

Не верьте иконам - у ангелов нет даже крыльев, и нимбы это выдумка египетских живописцев.

У ангелов есть Закон, Воля и Исполнение. И быстрое время, не похожее на тот вязкий, предательский, желтый янтарь, в котором застыли мы, наши многоликие, одержимые страстями тела и души, скорчившиеся от жалости к самим себе.

Они видели конец нашей вечности. И он оставил их равнодушным.

- Давайте вернемся к разговору, прерванному на авианосце, - предложил я.
- Охотно, - кивнул отец Роман. - Напомните...
- Мы говорили о гуманизме.
- Да, совершенно верно, Сергей. Применимо к обстоятельствам текущего момента. Вы утверждали, что и ветхозаветная, и новозаветная трактовки устарели.
- Боюсь, отец, за шумом сирен мы друг друга недопоняли, - я улыбнулся. - Я не говорил, что Заповеди или Нагорная проповедь устарели. Я пытался, так сказать, изменить систему этических координат, в которые мы помещаем эти безусловно краеугольные пункты гуманистического мировоззрения.
- Сережа, Сережа. Для вас, как для потомственного военного, гуманизм сродни ругательству. Я понимаю, что четыреста лет назад это слово использовали как ярлык и расклеивали куда попало. Давайте не загонять себя в ловушку определений. Я же понимаю, куда вы пытаетесь оттеснить меня, несчастного книжного червя. Вы хотите подвести меня к относительности данной этической универсалии. До вас это с успехом проделывал, ну, хотя бы Вольтер.
- Польщен. Но я как раз хотел настаивать на том, что обсуждаемая категория абсолютна.
- Любопытно. Вы прочно завладели моим вниманием.

Нас тряхнуло. Носитель прошел плотные слои атмосферы.

- Если помните, я рассказывал: до того как оказаться в десантных частях, я шел по дипломатической линии. Школа военных переводчиков. Мне проще всего мыслить в терминах синтаксиса. У слова "гуманизм" в корне "хомо". Я готов признавать абсолютную ценность жизни, но человеческой жизни, отец.
- Любая жизнь обладает абсолютной ценностью. Я склоняюсь к трактовкам православных догматиков двадцатого и двадцать первого века, Сережа. Каждая живая монада движется от тварного существования к Чертогам Творца.

Я почувствовал раздражение.

- Отец Роман, вы же воюете дольше меня. Я читал ваше дело. Вы были на Элизе, на других мирах барьерной зоны. Вы видели, что Саранча оставляет после себя.
- Видел, - священник склонил голову.
- Вы хотите сказать, что эти... эти твари могут взойти к Творцу? Восемьдесят миллионов мирного населения на Элизе. Не солдаты – дети, женщины, старики. Я видел записи.
- Я был там. Видел все вживую. Нет, вживую неправильное слово.
- Это хуже чем все, что знала наша история! - я повысил голос. - Хуже Освенцима, хуже китайских ферм по выращиванию органов, хуже натовских бомбежек! Мы для них даже не животные!
- Сережа, я понимаю ваши чувства. Поверьте, я их всецело разделяю. Но мы должны помнить. Если есть монады, поднявшиеся к Творцу, то есть и те, что отпали от него. Даже для них есть надежда.

Навалилась перегрузка. Носитель отрабатывал маневровыми, выходя в заданный квадрат. На нас с отцом Романом оглядывались, я понизил голос.

- Их надежда кончилась после Элизы, отец. Этика, ваша и моя, отныне имеет границу. Она проходит через барьерные миры. Закон Божий действует только по нашу сторону.
- Вы говорите страшные вещи, Сергей. Мы не вправе судить.
- Скажите это тем, чьи жены и дети были на Элизе, отец.

Гравитационные компенсаторы едва дали почувствовать удар о грунт. Завыла сирена. С щелчками отошли амортизационные поручни, удерживающие нас в люльках. Бойцы четырнадцатой специальной роты десанта встали и выстроились в проходе.

Я включил динамик на бронескафандре.

- Воины! Наша боевая задача - захват и удержание наземного плацдарма для высадки бронетанковых частей! Вы знаете врага, с которым нам предстоит столкнуться! Вы знаете, что в этом бою мы не берем пленных! Мы сражаемся, пока последняя пучеглазая тварь не станет пеплом!
- Смерть Саранче!

В кормовой части носителя упала бронированная аппарель. Небо, расчерченное трассерами нашей ПВО, рыдало огнем - с орбиты вели заградительный огонь канонерки Шестого Флота. Горизонт шевелился, вспухал и тянулся к небу черными протуберанцами. Там была Саранча.

Я перехватил поудобней "абалкин", повернулся к священнику.

- Благословите, отец.

Отец Роман размашисто перекрестил меня, десантников и свою грудь в пластинах брони. Поцеловал маленький серебряный крестик, вплавленный в армированный контур силовой перчатки.

- С нами Бог! - сказал он, опуская забрало с рубиновыми фасетками камер. Я не успел разобрать выражение его глаз.
- С нами Бог и Земля! - крикнул я и первым сбежал по аппарели.

Тепло принятый в комьюнити стимпанкеров "Единорог" не мог обойтись без водителя. Лорд Оправы Алмаза, Защитник Севера, барон Якош Белин - второй главный герой. Он уравновешивает характер Михи. Лорд Белин трижды прошел Огранку, обряд инвольтации магией Алмаза. Его основные душевные качества - спокойствие, логичность, честность - благодаря Огранке стали особенно ярко выражены. Лорд Белин начинает книгу в незавидном положении, он проиграл крупнейшую битву своей жизни и вынужден сдаться на милость противника.



Трубка лорда Белина догорела.
С наслаждением он втянул последние частички ароматного дыма.
Табак из Окреста пах вишней. Пах детством, не знающим забот, лорда Оправы.

Детство Якоша Белина не ведало войны и смерти. Оно кончилось рано.
Когда ему было семь, отец впервые посадил его с собой за рычаги самохода и показал, как давить соломенные чучела железными траками. Чучела были похожи на кукол сестры, с нарисованными глазами и ртами. Чучела были похожи на людей.
Якош плакал. Он не хотел давить людей.

В глазах отца он не увидел жалости. Только бесконечное спокойствие и терпение.
Отец накрыл его маленькие руки своими и толкнул рычаги вперед.

Вечером к нему пришла мать. Обняла, прижала к груди. От нее пахло вином.
– Плачь, - сказала она. – Плачь, пока можешь.
Якош поднял на нее красные глаза. Он не понимал.
– Когда твой отец был чуть старше тебя, – она улыбнулась воспоминаниям, – мы играли во дворе. Мы были тогда уже помолвлены, и меня часто привозили в замок Белинов. Я ударила его палкой с гвоздем. Поранила ему руку. Он плакал навзрыд и не перестал, пока я не назвала его девчонкой.
Мать отвернулась, и ее голос зазвучал глухо:
– Год спустя твой дед вручил ему Камень. Твой отец прошел первую Огранку. С тех пор я никогда больше не видела его слез.

Он видел. Один-единственный раз, в тот вечер, когда двери фамильной усыпальницы закрылись за леди Белин.
Якош случайно зашел в комнату родителей. И нашел отца стоящим напротив портрета матери.
По щеке лорда Белина-старшего медленно ползла одинокая слеза.
В свете факелов она была похожа на крошечный бриллиант.

Якош Белин старательно выколотил трубку о броню «Железного Единорога». Бережно убрал ее в футляр.
Соскочил на землю. Кирасир сделал два поспешных шажка назад, поднял повыше ружье с багинетом.
– Бей сюда, – сказал лорд Белин, высоко задирая подбородок и показывая на свой кадык. – Только держи крепче, чтобы с одного удара. Давай.
( Collapse )

Благодаря обитателям игры "Воплощение" узнал чудесную группу фольк-рока "Мельница". Подозреваю, что она очень должна нравиться ролевикам.
Попадает в настроение следующего персонажа.

Это Дан по прозвищу Молот. Водитель "Молотобойца" и просто свой в доску парень. Он выглядит, как варвар, но при этом весьма образован и начитан.



Потянуло холодом.
В «Золотую куницу» зашел самый большой человек из всех когда-либо виденных Михой (не считая Хозяев Кагалыма, за людей их Миха не считал). Он встряхнулся, как выбравшийся из речки медведь, ладонью утер налипший на брови и ресницы снег.
Приглядевшись, Миха понял, что дело не только в росте. В новом посетителе все было огромно – кисти рук, разворот плеч, ширина шага.
Но не это было самой удивительной чертой его облика. Подумаешь, мужик, чуть ли не с ездового йотуна ростом, эка невидаль.
Голова гиганта была гладко выбрита с боков. Не тронута была лишь узкая полоса черных волос, тянувшаяся ото лба до макушки. Она давала начало густому хвосту, свисавшему до самых его лопаток.
По выбритой коже головы и мощной шее змеился узор диковинной татуировки. На шее она не заканчивалась, переползала на плечи, грудь и руки гиганта – он был одет в распахнутую меховую доху с обрезанными рукавами. Прямо на голое тело.
А под дохой он носил фартук!
Да, самый настоящий фартук. Вроде кожаного фартука кузнеца, но поверх кожи был нашит кусок ткани с узором. Узор в точности повторял рисунок татуировки – красным по черному. Вверху фартук едва прикрывал грудь, внизу колени. Сразу за ним начинались голенища высоких сапог.

По фартуку-то Миха и догадался, кто перед ним. Житель Соленых Гор. Фартук, вспомним-ка «Записки», зовется кайелах. Его носят только взрослые мужчины, кайелах предмет их особой гордости. Он достается в результате нелегких и опасных испытаний. У каждого клана горцев свой неповторимый узор на кайелахах. Горцы верят, что узоры призывают им на помощь добрых духов и защищают от злых.

Дан не только мастерски водит паровоина, он к тому же отличный стрелок. Сын кузнеца, он частенько сражался кузнечным молотом. Потом его друг, изобретатель Друз подарил ему Морозный Млат, который превращает врагов в лед с помощью паров антифлогистона.